У каждого ребенка должна быть мечта. Когда мне в детстве читали рассказы о Ленине, я плакал и мечтал научиться писать такие же. Итак, Рассказы о Ленине для детей. Как Ленин в тюрьме работалОднажды Ленина посадили в тюрьму. Ну посадили, и посадили, и слава богу. Только Ленин без дела сидеть не любил. — А принесите, мне, — говорит, — Надюша, такое маленькое, деревянное, длинное, с пером на конце, чем революционные статьи пишут. Это чтоб жандармы не догадались. И вот заглядывает надзиратель в камеру — а Ленин сидит и пишет. — Все, — говорит, — заканчиваю «Что делать», перехожу к «Материализму и эмпириокритицизму». Ну надзиратель покраснел, раскричался: тюрьма, нельзя, и все такое. Все отобрать хотел. А Ленин хвать книжку — и съел. Даже не прожевавши. Все равно, говорит, рабочие разберутся, на чьей стороне правда! Ильич на съезде партииСъезды партии проводились за границей, в глубокой конспирации. Но Ильич все равно узнавал о них и приезжал. Он входил на съезд, заложив руки за спину. — Ну-с, товарищи эс-деки, что делать будем? «Что делать... что делать... — несется по рядам, — Ленин приехал...» А Ленин стоит, хитро улыбаясь, и молчит. Часа через два кто-нибудь похитрее, Дан или Аксельрод, спрашивает: — А вы Владимир Ильич, что делать будете? А Ленин улыбается и молчит, потому что конспирация для него превыше всего. Поэтому введение Рабкрина в 1920 году было для всех полной неожиданностью. Ленин и печникКогда в Горках сломалась печка, бойцы поймали печника и привели к Ленину. Ленин прогуливался по кабинету, заложив руки за спину и произносил речи. — Извольте видеть, батенька, — сказал он, — дымит. А мне писать письма Луначарскому. А то мы с ним третий год не разговариваем. Печник работал, а Ленин все писал в круге света от лампы, и лунные блики ложились на его лицо. Вечером печник со вздохом бросил мастерок. — С вас, барин, тринадцать миллионов! Миллионы — это деньги такие были. Навроде царского полтинника. — И вы что, так просто уйдете? — удивился Ленин. — Нехорошо это. Зайдите ко мне в кабинет. И вы, товарищ Дзержинский, тоже зайдите. Никто не знает, о чем они там говорили, только ночью печник сказал жене: — Эх, Катерина Максимовна... Он такой справедливый, такой справедливый... Не знаю, как мне теперь и жить-то. Как Ленин перехитрил жандармаПришел однажды к Ленину жандарм. Ну посидели, попили чай с лимоном. — А теперь, — говорит жандарм, — я у вас обыск делать буду. Вот что это за книжка? Революционная? — Нет, — говорит Ленин, — это закон божий. Жандарм тык-мык, а доказать ничего не может. Потому что неграмотный. Так и ушел, аспид... «Когда я приду к власти, — размышлял Ленин, — то обязательно буду бороться с неграмотностью». ВарежкиСтоит часовой у Смольного, видит: мимо Ленин идет в драповом пальто. И смотрит так внима-ательно, с ленинским прищуром: — Ну что, может вам пропуск показать, или как? А часовой стоит, дрожит, слова не выговорит. — Ну че дрожишь-то? — спрашивает Ленин. — Да-к ведь мороз, товарищ Председатель Совета Народных Комиссаров, — нашелся часовой. Ленин усмехнулся, покачал головой, а потом варежки прислал. Сначала-то он думал тулуп прислать, а потом, дай, думает, пришлю варежки. На охотеЛенин был стар, в рыжих волосах пробивалась седина. Лиса была молода, и только кончик рыжего хвоста отливал черным. Ленин сидел в засаде за подтаявшим сугробом и смотрел на лису. Трепетали красные флажки загонщиков. Они смотрели друг на друга. — Ладно, — подумал Ленин, — Поберегу патроны, пригодятся. Лиса благодарно моргнула и ушла в лес. Scerco finaleНа набережной Волги играл оркестр, и вальсы рвались из простуженных труб. — Подойди, красивый, погадаю, — сказала цыганка. Гимназист Ульянов нетерпеливо сжал губы, но протянул руку. Был теплый март, и в воде плавали черные льдины. — Не буду я тебе гадать, красивый, — хрипло сказала цыганка. — Бойся черной кошки, бойся женщины с пистолетом, а пуще всего друзей своих бойся. Выглянуло солнце. Мальчик пожал плечами. Цыганка, что с нее взять... Дура.
|