В январе 1981 г. АБУ ездила в Архангельскую область: Коноша, Няндома, Плесецк. Былинные места, зона на зоне.
Привезли нас как-то в одну зону. Громадная территория, заборы по пять метров, вышки, собаки, все как положено. Встречает нас замполит и инструктирует. Это де лагерь второй степени режима, в «тройке» режим помягче (мы отменяем песню «Была бы только тройка, да тройка поскорей»), к зекам нельзя обращаться со словами «товарищ», «гражданин» (Таня Волчкевич придумала обращение «дорогие зрители») и раздает каждому по два экземпляра отраслевой газеты «К честной жизни».
Затем ведет нас через территорию к Дому Культуры (представьте, лагерный ДК размером с Большой театр с бельэтажем). Проходим мимо первого барака. Зэки, увидев баб в юбках, вываливают из барака всей гурьбой. Замполит взмахивает рукой и зычно кричит: «Назад!». В доли секунды зеки сгибаются буквой «Г» и разбегаются как тараканы. Проходим мимо следующего барака, картина повторяется: «Назад!» - через мгновение никого не видно. И так – раз десять. Выступление проходило под офицерской охраной. Вернувшись в гостиницу, мы долго приходим в себя после увиденного.
На следующий день даем концерт в одной школе. На стене школы висит лист ватмана с надписью «Выступают молодые поэты Москвы и Ленинграда». В зале - лягушатник, лет по десять. Выступаем с «золотым запасом».
Сценка «Барин и Степан». Барин – Труханов, Степан – Орлов, суфлер - автор строк.
И вот том месте, где суфлер кричит Степану: «Да замолчи ты!»,- вместо этого суфлер зычно кричит: «Назад!». Первыми, к моему удивлению, упали от хохота дети и поползли межу кресел. Смотрю на сцену. Труханов закрыл лицо руками и мелко вздрагивает. Орлов согнулся пополам и вздрагивает крупно. Стоявшие по стенам бригадовцы сползают на пол и даже не пытаются прикрыть рты. Володя Руденко упал на четвереньки и пополз к выходу. Всеобщий гогот стоял минуты три…
После этого у нас родился тост: «За нас, молодых поэтов Москвы и Ленинграда!»