Повадился в нашу с Никитиным комнату в Джантугане ходить Ниф. Не успеешь еще с горы приползти, лыжи на склад сдать, ботинки тяжеленные, промороженные с ноги стянуть и сушиться поставить, очки намозолившие с глаз долой за диван закинуть, а он уже тут как тут! (Ниф на гору не очень любил ходить, по крайней мере надолго на ней задерживаться). Придет и бухтит. А кто знает Нифа, подтвердит - Ниф побухтеть большой мастер.
Надо сказать, в той нашей поездке Ниф был кем-то вроде начальника. Какие на отдыхе могут быть начальники? Непонятно. Впрочем, это было мне одному, кажется, не понятно. Никитину было очень даже понятно. Свыклись. Всем ведь известно, как трепетно Ниф подгребает под себя позицию бугорка, и как тревожно потом оглядывается, чтоб не стибрили. Но я был в компании новичок…
Так вот, приходит этот Ниф каждый день, и каждый день одно и то же рассказывает. Сравнительный анализ багажа проводит. Что вот у меня такая сумка, а должна быть другая. Что Никитин с его рюкзаком в виде мешка из-под картошки вообще непрофессионал. А что вот еще есть рюкзаки аболаковские… И на них зажимы не такие, а вот такие… А еще есть рюкзаки, которые Ниф сам делает, они, ясный павлик, лучше всех. Это даже иностранцы признавали… У самих иностранцев рюкзаки тоже хорошие есть, только они красивые и, бляха-муха, какие-то там недолговечные… Много всего! Полностью повторить я не в состоянии, я за ним не записывал. Впрочем, этого и не требовалось. Даже запоминать не требовалось, даже слушать. Просто ничего другого не делать и на самого Нифа смотреть.
Я никак не мог понять, чего он к нам пристал. А потом догадался. Чую, Ниф не просто так, а воспитательную работу среди подчиненных проводит. Не нравится Нифу, что мы пьянствуем бесконечно, и он решил как-то на ситуацию повлиять. И если на нас, ввиду несознательности, влиять почти бесполезно, то можно влиять на наш портвейн… Ах, как вспомню эти трехлитровые баночки пойла, которые Никитин где-то по жуткому эксклюзиву добывал… В кочегарке где-то, что ли? Ладно…
Вот Ниф разглагольствует, разглагольствует, а Никитин мается. Наконец не выдерживает, вытаскивает из-под стола баночку. Они у нас, почему-то под столом стояли в основном (а вообще-то везде). Ковыряет открывашкой с деревянной ручкой. Наливает себе аккуратно, чтоб не пролить. Потом мне, не спрашивая. А потом? А потом оборачивается к Нифу: будешь, мол? Кто не знает законов горского гостеприимства… Ниф обязательно вздохнет, посмотрит укоризненно и сокрушенно: алканавты чертовы! Еще раз вздохнет - и двигает самую большую кружку. Ниф решил бороться с нашим портвейном методом уничтожения. Вернее, тотального употребления…
И наконец, я не выдержал. В какой-то раз, когда Ниф очередную кружку осушил, я собрался с духом и заявил:
- Знаешь, - говорю. - Из всего багажа мне больше всего чемодан на колесиках нравится!
Ниф чуть портвейном не подавился. И ушел. Я до сих пор думаю, что больше всего его обидело не ЧТО, а КАК.
Его обидело, не что конкретно я сказал, а как хохотал Никитин…